У каждого успешного, в чем-либо выдающегося человека всегда есть своя особая история становления, целая череда жизненных случайностей (или все-таки не случайностей), свершений, важных решений и поступков, которые привели его к успеху, признанию, авторитету. Тотан Куземабаев — человек-глыба, его монументальные архитектурные строения — только верхушка айсберга, за которыми скрывается по-настоящему яркая, неординарная, сильная личность и безусловный талант. Видимо, именно внутренняя сила и величие характера позволяют архитектору создавать столь гармоничные архитектурные композиции.

Тотан, готовясь к встрече, я узнала, что свой первый дом Вы построили в возрасте 15 лет — из 16 тысяч штук самолично приготовленного кирпича-сырца. Это звучит просто невероятно. Расскажите, пожалуйста, эту историю?

Сколько времени на это ушло?

Все каникулы, 3 месяца я отливал кирпичи. Вечером месил глину, ночью это всё застывало. А вечером, после того, как замесил глину, я играл с ребятами в футбол, ложился спать, спал 3 часа, а потом вставал рано — и утром снова отливал кирпичи. Работа на благо семьи была нормой — были молодые, не уставали, для нас это была необходимость, поэтому не жаловались, хотя, конечно, было тяжело. Но я бы не сказал, что это было невыносимо.

В тот момент Вы не задумывались, что данный труд может как-то отразиться на Вашем будущем?

Нет, в тот момент таких мыслей вообще не было. Я просто делал как все, дома также строили соседи. По планировке мой дом был точно такой же: 4 комнаты, посередине холл, из него двери вели в разные комнаты, одна комната была проходная и там стояла печь, которая грела весь дом. Крыши не было, дом был плоский. Самое сложное было достать брёвна для перекрытия, их заказывали на колхозах в Сибири, везли на вагоне, потом мы получали извещение и ехали забирать брёвна по 6 метров длиной. Их клали наверх, на них — разные утеплители, клали слой из коровьего навоза, а потом сверху замазывали глиной. И получался такой большой тёплый дом.

Сколько он простоял?

Около 15 лет. Был там лет 10 назад — сказали, что дом снесли. К слову, сейчас же модно — экология, дома, которые не портят окружающую среду, так вот этот дом именно такой и был. Он исчез, и ничего не осталось, потому что всё было натуральное, даже фундамента нет.

У Вас большая семья. Вы перебрались в Москву, а Ваши родственники?

Брат и сестра остались на родине (Тотан Кузембаев родился в Арысском районе Чемкентской области (Казахстан) — прим. ред.), одна сестра уехала в Италию, живёт в Сардинии. Другая сестра закончила Московский институт легкой промышленности в Рязани и работает на заводе, пошла по профессии кожаных мастеров (производство и обработка кожи).

Получается ли поддерживать отношения с родными?

Конечно, поддерживаем, для нас это вообще святое. Разные праздники, радости, горе всегда объединяют, в эти моменты встречаемся все по возможности.

Как Вы решили пойти учиться на архитектора?

После армии я случайно поступил в МАРХИ. Естественно, в советские времена все пили, гуляли и ничего не делали, а я к этому присоединился. Это не понравилось моим родным, и тогда мы с другом решили идти учиться — он выбрал ЖПК (Жамбылский политехнический институт) мелиоратором, а я вообще в этой мелиорации ничего не понимал. И тут я всерьез задумался, чего хочу по жизни: вспомнил, что когда учился в школе, рисовал стенгазеты, портреты всех писателей, друзей…

Я решил стать художником — и сказал об этом желании своим родственникам. Моя сестра принесла мне справочник абитуриента, я его долго листал, нашёл Строгановку (МГХПУ им С. Г. Строганова) и Суриковский (МГАХИ им. В. И. Сурикова). Начал выбирать, куда лучше поступить. Но для абитуриентов было одно обязательное условие — нужно было принести свой натюрморт и показать. Это меня поставило в тупик, так как я вообще не знал, что такое натюрморт. Я начал спрашивать у старших — никто не знает, даже у председателя колхоза спросил, и тот не знал. И тогда я понял, что не стану художником.

Я подумал найти такой ВУЗ, где учат рисовать, но без натюрмортов, и нашёл МАРХИ, решил идти туда, хотя вообще не представлял себе, что такое — работа архитектора, думал, что это тоже художник, но только без натюрморта (смеется).

Конечно, первое время было страшно, потому что я смотрел на эти чертежи, проекты: там был миллион цифр и линий, надписей — и думал, что никогда не стану архитектором, потому что всё это запомнить было просто невозможно. Уже позже я начал в этом разбираться, оказалось, что это проще, чем я представлял, мне стало всё это нравиться.

Каким был Ваш первый архитектурный проект?

После того, как я окончил институт, пошёл работать в организацию «Резинпроект». Это были шинные заводы, мы ничего не проектировали, а занимались реконструкцией. Я там проработал 3 года. После этого друг позвал работать в Зеленоград. Во времена перестройки правительство как раз решило сделать там силиконовую долину, чтобы Америку и Японию вместе взять — и обогнать, построить центр электроники, диаметром в километр. Там должен был разрабатываться проект коллайдера, и мы сидели там ночами, это было настолько интересно. Потом по нашему проекту построили МЖК, который до сих пор стоит при выезде из Зеленограда.

Сколько времени занимала работа над первыми проектами? Как сложилась дальнейшая карьера?

Это были советские времена, проект занимал где-то полгода. Тогда делалось всё по правилам, были нормы проектирования, согласования. МЖК — был первый проект, где мы общались напрямую непосредственно с теми, кто будет жить в этих домах, и они говорили, что бы хотели видеть в своих квартирах. И мы вносили корректировки в проект, всё это делали, иногда вступая в споры с начальством и отстаивая пожелания будущих жителей.

Потом началась перестройка, архитекторы никому не нужны были, мы стали художниками, рисовали картины, выставлялись в Америке, Сингапуре, в Москве. А потом появились «новые русские», и приятель предложил спроектировать что-нибудь для них. И я проектировал камины, сам что-то лепил, позже собрал целую команду для работы с такими заказами. Во времена такой работы я случайно попал к заказчику, который строил конный клуб, и ему нужно было построить два камина. Их должен был строить Александр Бродский, но он в тот момент уехал в Америку, и проект достался мне. Я сделал два камина, всем очень понравилось, и дальше этот заказчик, зная, что я архитектор, попросил меня сделать ему лестницу. Потом было ещё несколько мелких построек, после чего этот заказчик решил расширить нашу работу — купил участок около своего дома, и сказал, что хочет построить родовое гнездо, чтобы оно досталось детям и внукам. Участок было небольшой, 12 соток в Лианозово, и там росли 100-летние дубы, ради которых участок и был куплен. Так что при работе было условие, чтоб ни один дуб не пострадал. Я сделал очень интересный проект кривого дома между дубами.

Пока его строили, заказчик купил 100 гектаров в Пирогово — это оказалось новой площадкой для работы и экспериментов. Особенность поселка «Пирогово» заключалась в том, что это не было площадкой для бизнеса и дел. Заказчик хотел создать территорию, на которой было бы комфортно находиться его друзьям и близким, на которой можно жить. Там должны были быть экологически чистые материалы и природная красота, ради которой он и купил эту площадь. В процессе работы я очень прикипел к этому проекту, это была площадка для экспериментов, где можно было не бояться ничего. Я очень люблю таких смелых заказчиков, которые сами готовы делать новые вещи. К сожалению, большинство боится рисковать, ведь это деньги.

Про проект «Пирогово», Вы говорили в одном недавнем интервью, что он бесконечен и существует до сих пор… На какой стадии всё находится сейчас?

Я думаю, он на стадии начального развития, сейчас там построены первые 10–15 домов, инфраструктура построена не вся, поэтому, думаю, что сейчас он построен где-то на 20 процентов, ещё очень много свободных участков. Они не спешат, делают в своё удовольствие, допуская на свою территорию далеко не всех.

Изначально Вы мечтали стать художником, а в итоге Вы известны, как архитектор. Нет ли какого-то сожаления об этом?

В свободное время я продолжаю рисовать. Но только для себя. Так или иначе, при выполнении заказов есть какие-то ограничения, которых нет в тот момент, когда я рисую для себя. И это очень интересное чувство. Думаю, у меня нет каких-то нереализованных амбиций в этом отношении.

Известно, что Вы также иногда работали скульптором, дизайнером… Расскажите об этом опыте?

Я даже какие-то скульптуры сам делал. В конец 80-х — начало 90-х я увлекался мусором, потому что в магазинах было пусто, было нечего купить, поэтому из всего, что попадалось под руку, я делал скульптуры, мебель и т. д.

Наверное, именно к этому времени относилась выставка «Время пирамид»?

Да. Нас заметили, когда мы работали в силиконовой долине — пригласили выставляться на ярмарку в Германии. Нам нужно было сделать что-то интересное, и поскольку это были времена перестройки — мы придумали теорию «Всё боится времени, время боится пирамид». Сделали композицию, в которой были 4 пирамиды — каменная, бумажная, железная и деревянная, а между ними были разложены бутылки, книги и стояли лотки с нефтью. Стены были покрашены в чёрный цвет, изнутри пирамид было красное освещение, звучала тяжёлая музыка, а на стенах были развешены другие наши работы из мусора в мрачных цветах. На людей это производило такое впечатление, что нам отдали премию за дизайн и пригласили выставляться повторно. Большую часть наших работ раскупили в то время. На родину мы вернулись героями. Через год или два нас пригласили с этой композицией выставляться в Сингапуре. Когда нас пригласили с некоторыми работами в Америку, там нам поступило предложение прославиться на весь мир. Нам рассказали о схеме, по которой они это делают. Это требовало изначальных вложений, которые потом бы окупились. Наверное, если бы мы в этом тогда больше понимали, то попробовали бы кого-нибудь уговорить вложить деньги, но мы не стали этого делать, потому что сами не были к этому готовы. В России все равнялись на Америку, поэтому пытаться внедрить что-то своё, было невозможно, не было спроса, у всех был какой-то страх перед всем новым. Теперь видя, как те вещи, которые мы проектировали в давние времена, выдают за ноу-хау в Италии или где-то ещё, становится обидно за общество, которое жило в страхе.

Много ли домов Вы проектировали на Новой Риге?

На Новой Риге у нас сейчас строится один дом, там будет очень интересный фасад из меди — словно листы сложенной бумаги. Дом был уже готов, но нас пригласили доделать некоторые вещи. На самом деле, с жителями Новой Ригой и Рублёвки сотрудничать не всегда получается, многим заказчикам нужен мрамор, гранит, колонны, лепнина, золото… У нас этого всего нет, и вряд ли я бы на это пошёл, у меня лежит душа к более творческим воплощениям. Так как мне это не нравится — я это не делаю.

К чему Вы сейчас стремитесь в плане творчества?

Я всегда хотел находить какие-то простые решения сложных вещей, всю жизнь этим занимаюсь, и, когда получается, радуюсь как ребёнок.

А есть в данный момент какой-то особенно интересный проект в разработке?

Самый интересный проект для меня — это всегда тот проект, который я только начинаю.

Потому что в уже завершённом проекте приходилось идти на разные компромиссы, которые меняют первоначальную задумку. А самый лучший и интересный проект — тот, который только предстоит реализовать, который можно продумать до мелочей и он кажется идеальным.

А есть ли у Вас какие-то нереализованные идеи, которые очень хотелось бы воплотить?

Их очень много, и я буду надеяться, что какие-то из них мне все-таки удастся реализовать. Многие заказчики, приходя, не знают, что они хотели бы видеть, и тогда некоторые мои идеи воплощаются в их постройках. Так происходит довольно часто.

Как Вы создавали свой собственный дом?

Профессию архитектора можно сравнивать с профессией врача: наши постройки также должны помогать людям жить здорово, не только морально, но и физически, радоваться. Есть одно отличие — врач может ставить эксперименты на мышках, а архитектор не может, когда архитектор ставит эксперимент — он экспериментирует сразу на человеке, поэтому приходится очень много обдумать думать. И как некоторые врачи какие-то лекарства проверяли на себе, так и я со своим домом. Мой дом — это своеобразная лаборатория, в которой я испытываю некоторые свои идеи прежде, чем предложить их клиенту.

Есть ли у Вас какие-то особые увлечения, кроме рисования и архитектуры?

Люблю путешествовать и смотреть страны, где я не был. Я был в Америке, Австралии, Новой Зеландии, Египте… Очень понравилось в Камбодже, в городах, которые затеряны в джунглях, в Китае, Таиланде. Во время отпуска я люблю ездить с друзьями в новые места, и дело не только в языках, мне нравится изучать другие культуры, менталитет.

Какое место особенно зацепило своей атмосферой?

Мне больше всего понравилось в Новой Зеландии, это какой-то другой нетронутый мир: природа просто потрясающая — деревья, горы, люди… Ощущение, что попал в рай — там никто никуда не спешит.

Каким должен быть идеальный дом, по мнению Тотана Кузембаева?

Идеальный дом должен стоять в идеальном месте, он должен быть небольшой, экологичный, потреблять минимум энергии, абсолютно стеклянный, и с идеальным пейзажем.