Ирина Бычкова с дочерьми Варей и Соней. На стене — фоторабота Олега Кулика.

Свои подмосковные дачи Академия наук получала после войны — на местах, выбранных президентом АН СССР Сергеем Вавиловым. Академикам давали по целому гектару, членам-корреспондентам по четверти. Дом Бычковых стоял на двадцати пяти сотках — правда, со строительством нового дома они повысили свой поселковый статус если не до полного, то хотя бы до полуакадемического.

Создание архитектурно-художественного заповедника «Академическая дача» потребовало от Бычковых неожиданных усилий. Первое, что они попытались сделать, — отреставрировать двухэтажный домик. Но его, как и всю советскую архитектуру, когда-то слепили из того, что было под рукой, поэтому реставрация (по всем правилам Венецианской хартии) была закончена не так давно. А может, так и не закончена, как и должно быть на настоящей даче. Главное, что хозяева искренне полюбили свой дом. По Рублевским меркам он был небольшим, но в нем всем хватало места. И дочкам Варе и Соне, и родителям, и гостям, особенно многочисленным в дни «Арх-Москвы», «Арт-Москвы» и Non Fiction — эти выставки устраивают как раз Василий и Ирина. Абсолютный рекорд рассадки за одним столом — сорок человек художников.

Когда стало ясно, что гостей прибывает, никто даже не задумался о перестройке дома — решили поставить второй рядом. Дом на заднем плане, вытянутый вдоль границы участка,- такова была идея самого Василия, вспомнившего факультет градостроительства Московского архитектурного института. Два корпуса решили соединить застекленным переходом, чем-то напоминающим архитекторский дом отдыха в усадьбе «Суханово».

Старая академическая дача и новый дом кажутся ровесниками, хотя между ними полвека разницы.

Между двумя домами образовался маленький дворик, вымощенный шахматной плиткой, как в Голландии.

Проектом занимался давний знакомый, герой первой реставрации, архитектор Илья Заливухин. Спроектированный им дом — очень простой, двухэтажный — напоминает обшитый деревом барак. Но барак академического типа — такой мог построить себе сталинский академик архитектуры: с четким ритмом высоких французских окон, с вытянутым вдоль второго этажа балконом, с очень благородными и человечными пропорциями. Прорисовывая фасад, архитектор имел в виду Ханса Колхоффа и германскую неоклассику, но воспроизвел удивительно русское ампирное ощущение послевоенного дома, построенного каким-нибудь ученым пленным немцем.

«Мы недооценили то, что нам предстояло, — честно признается Василий. — Мне казалось, что мы не допустим прежних ошибок. У меня были иллюзии, что в частном строительстве теперь есть профессионалы». Иллюзии рассеялись, и, проклиная все на свете, Василий взял на себя руководство семнадцатью подрядчиками. Так что работы шли без привычной для дач эпидемии переделок. Я давно видел у Бычковых на столе макет еще не существующего дома. Он простоял там почти два года, прежде чем на участке забили первую сваю. И все это время семья думала, как станет там жить. «Люди берутся строить дома, — говорит Бычков, — считая, что они знают, как в них жить. Но человек, имеющий опыт только квартирной жизни, этого не знает и не может помочь в этом другим».

Оба дома — старый квадратный и новый длинный — удивительно подходят друг другу. Как будто их строили не с разрывом в полвека, а почти одновременно. Коридорная система превратилась в анфиладную.

Галерея с высокими французскими окнами ведет из старого дома в новый.

Дополнительная лестница, выходящая на задний фасад, ведет в кабинет хозяйки.

Тридцатиметровая анфилада ведет через весь дом в комнату хозяйки, антикварный диван соседствует с «усадебными» шкафчиками XVIII века.

Тридцатиметровую анфиладу второго этажа хозяева сравнивают с аллеей, которая ведет гостя к усадьбе, показывая ее как на ладони. Каждый исполнил свою мечту. Василий осваивает кабинет, пахнущий хорошей сигарой, а Ирина счастлива, что наконец-то смогла поставить у себя семейную мебель из красного дерева. Девочки получили зал для танцев — не репетиционный зал, а просто комнату с большим зеркалом на стене. В этом есть удивительное доверие к своим дочерям, которых не гонят к балетному станку, а просто предлагают им разные варианты жизни. Дом не настаивает, как это бывает: наши дети учатся танцам! наши дети учатся живописи! наши дети ездят верхом!

Хозяева дружат с архитекторами, и в архитектурном смысле эта дача-дом почти безупречна. Они дружат с художниками, и дом полон работ этих художников. Они дружат с антикварами, и в доме множество антикварных вещей, но это не смесь Кулика с Айвазовским, все эти вещи говорят вполголоса и с улыбкой, потому что они здесь — не коллекция, а просто часть жизни.

В маленькой «мужской» спальне стоит кровать красного дерева. По семейной легенде, она принадлежала Олениным, друзьям Пушкина.

Попасть в ванную можно и из коридора, и из гардеробной, которая примыкает к спальне хозяев.

Одна из этих фарфоровых фигурок слеплена с мамы Василия Бычкова.

Парадоксально не изменилось и общее ощущение дома, выросшего как минимум в два раза. Кажется, это все та же выходящая в сад веранда, где Василий и Ирина принимали гостей, и та же гостиная, где дочки Варя и Соня выступали с домашними спектаклями. Пространства другие, мебель другая, свет другой, но ощущение едино, и в этом большая заслуга хозяев, построивших красивый дом, который при этом не хвастается своей архитектурой.

Автор: Алексей Тарханов

Опубликовано в: Architectural digest №3 (60) МАРТ 2008

В каких поселках Подмосковья живут другие звезды можно узнать на уникальной КАРТЕ ИЗВЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ.

 



Оставить комментарий
Аноним